«Сегодня утром меня разбудил Никлас Маак», — говорит Сэм Чермаев, пока мы осматриваем его студию на Брунненштрассе. Никлас — руководитель отдела культуры газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung и архитектурный критик. Он просто поднялся вверх по лестнице на один этаж, поскольку этажом ниже находится офис архитектора Арно Брандльхубера, а сам Арно живет еще этажом выше. Двери? Не тот случай. Дом принадлежит Арно, и тут все без церемоний — в том числе, совершенно не важно, кто кого разбудит утром.
Сэм родом из Нью-Йорка, ему 33 года, и у него собственная архитектурная мастерская в берлинском районе Кройцберг. До этого он шесть лет работал в Японии на Sanaa. С Арно он встретился, когда курировал выставочный проект этого архитектурного бюро на Венецианской биеннале. «Нас представил друг другу Томас Деманд, один из наиболее видных представителей современного немецкого искусства. С той поры мы друзья». Так совпало, что осенью 2013 года Арно и Сэм одновременно расстались со своими подругами. Студия в доме Арно освободилась, и туда въехал Сэм. Так началась история одной дружбы между архитекторами. Само собой, в архитектурном контексте.
О проекте
Кто здесь живет: Сэм Чермаев (Sam Chermayeff), архитектор из Нью-Йорка
Размер: 48 кв.м
Место: Дом с мастерскими и галереями в берлинском районе Митте
Фото: Лука Джирардини (Luca Girardini)
Стол — работа живущего в Берлине датского умельца Туэ Гринфорта (Tue Greenfort), встроившего в него уличный фонарь. Еще один источник света — спроектированная Акилле Кастильони (Achille Castiglioni) настольная лампа Taccia.
«Прекрасно, что есть, наконец, кухня», — говорит Сэм. — Я ведь пользуюсь ванной Арно, поскольку на моем этаже таковая отсутствует. Зато благодаря кухне у меня неограниченный доступ к проточной воде».
вида французского мягкого сыра. Рядом с раковиной лежит рукавица для устриц, чтобы всегда была под рукой.
«Мы с Арно часто встречаемся вечерами пропустить по бокалу и говорить об архитектуре. Он приобрел участок земли на полуострове Рокавэй в Квинсе в Нью-Йорке, и сейчас мы разрабатываем концепцию еще одного дома, где можно жить и работать — такого, как этот. Макеты — часть проекта», — рассказывает Сэм.
Рядом расположился огромный серый встроенный шкаф.
Чермаева для одной выставки. Потом он перевез ее в свою квартиру. «Мне трудно представить в этом пространстве обычную кровать, — говорит он. Даже покрывало, и то — треугольное: Его сшили студенты, занятые в моем бюро. Я им, разумеется, за это заплатил».
заложена универсальная идея: поскольку краны созданы для того, чтобы выполнять как можно больше движений, то в игрушечной версии они отлично подходят в качестве основы для светильника.
Встроенная деревянная полка наряду с прочими стеллажами — элемент дизайна студии. Окна наполовину полупрозрачные, наполовину прозрачные. Помимо остроконечной кровати здесь также есть треугольная банкетка с мягкой обивкой.
обшиты полупрозрачным пластиком. Поскольку здание является собственностью
Арно и им же было построено, он не придерживался норм Немецкого института стандартизации (DIN).
К стене прислонена коробка, в которой был доставлен кухонный стол. Когда наш фотограф Лука Джирардини задал вопрос, не стоит ли убрать ее из кадра, Сэм ответил: «Нет, я живу с ней. Пусть стоит».
поезд» (Paul Fusco, «Funeral Train») . В свое время Фуско, сидя в поезде, где везли тело Роберта Кеннеди, фотографировал оттуда людей», — вспоминает Сэм. Бетонный стол сохранился с той поры, когда здесь еще жила подруга Арно.
Жильцов дома это, правда, не смущает. И вот теперь, с верхнего этажа здания напротив, сотрудники Сенатской канцелярии по делам культуры время от времени могут наблюдать людей, принимающих сауну.
«Возможно, поэтому я и не получаю от берлинского Фонда поддержки культуры
никаких денег на свои проекты», — смеется Сэм. — Они полагают, нам и без того неплохо живется». Может, так оно и есть.
